|
- Какие больные к вам попадают? - Алкоголики, наркоманы, в последнее время пошла волна лудоманов – людей, страдающих игровой зависимостью. Возраст – от 14 лет и, как говорится, далее везде. Лечатся они вместе, вместе участвуют в терапевтическом процессе – мы не разделяем пациентов по формам зависимости. К каждому пациенту у нас, естественно, индивидуальный подход, но методика лечения любой зависимости – общая. Как они к нам попадают? Кого-то приводят родители. Кого-то приходится забирать из реанимаций других больниц. Вот недавно я забрал из больницы девушку в тяжелейшем состоянии. Позвонили родители: «Не знаем, что дальше делать». Пациенты попадают в любом состоянии – ломка, бред, токсикоз… В первый день под глубоким наркозом проводим детоксикацию. Из организма форсированно выводятся все наркотики, продукты распада наркотиков, токсины, производится диализ. Делается это под контролем аппаратуры, отслеживающей работу сердца, всех внутренних органов. После такой очистки проводится полное обследование пациента, всех внутренних систем, включая для девушек гинеколога, для мужчин уролога. Даже стоматолог их смотрит. - А при чем здесь стоматолог? - У наркоманов от героина и кариес прогрессирует, и зубы начинают выпадать, и абсцессы во рту появляются. Конечно, «голливудской улыбки» не делаем, но острое состояние снимаем. Причем все это входит в оплату. Иногда больных приходится показывать хирургу, фтизиатру. У нас есть все необходимые специалисты. А когда требуется специалист какого-то узкого профиля, например, сосудистый хирург, приглашаем профессоров из Москвы, у нас тесные связи со столичными коллегами. И они охотно с нами сотрудничают, зная, что имеют дело с профессионалами. - В каких случаях требуется консультация специалиста по сосудам? - Довольно часто. Больные приходят иногда вот с такими ( рука Иманбаева описывает большую дугу в районе плеча - Ред.) отеками. Вены все забиты, налицо флебиты верхних и нижних конечностей, синдром Шершета – Шеттера. Это когда в результате неудачной подключичной катетеризации возникает тромбоэмболия. Иногда наркоманы колются и в швы, и это тоже чревато тромбофлебитом конечностей. Вы видите, отделение у меня полностью забито, но никто не стонет, не кричит: «Мне плохо!» А в какой-нибудь муниципальной клинике наркоманы и по стенке ходят, и ломки то у одного, то у другого. У нас тишина и покой. Почему? У нас реанимационное оборудование такое, какому могут позавидовать и московские клиники. К примеру, аппарат искусственного дыхания вручную собран на заводе, где изготавливался по нашему заказу. Буквально на второй день после снятия абстинентной симптоматики пациент чувствует себя заметно лучше, остается только слабость. И у нас в это время главная проблема – чтобы пациенты не играл в настольный теннис с подключичным катетером. Мы за ними бегаем, следим, чтобы этого не делали. Итак, пациент прошел детоксикацию, полное обследование. И как только он более менее приходит в норму, начинается программа психотерапевтической реабилитации. Ее суть: ребенок должен разобраться в причинах, которые привели его к употреблению наркотика в прошлом и могут привести в будущем. В начале реабилитации больной еще принимает медикаменты, но дозы их постепенно снижают, препараты последовательно отменяют, оставляя только те, которые восстанавливают обменные процессы сердца, печени. Препараты, изменяющие сознание, убираем полностью. Это необходимо, поскольку реабилитация – это работа с чувствами, эмоциями, переживанием прошлых ситуаций. Если пациент находится под действием таких веществ, работа с ним неэффективна. - Как долго длится реабилитация? - Вы сейчас сами ответите на этот вопрос. Вы любите кого-нибудь? - Конечно. - А теперь силу этой любви помножьте на сто. Такой мощи зависимость у наркоманов, лудоманов. Избавление от нее – это, по сути, работа на всю жизнь. А сейчас она и вовсе трудна - к нам приходят все более тяжелые больные, потому что принимают более тяжелые наркотики. Изготовители, чтобы уж наверняка «подсадить» начинающих употреблять, добавляют в героин препараты, усиливающие ломку, быстрее развивающие зависимость. Очень сложно работать с лудоманами – это, может быть, самая тяжелая форма зависимости. Наркоману в день нужно 100 – 150 долларов. А лудоман может в один час просадить все, что имеет. К тому же у них, как и у всего общества, нет еще понимания, что игромания - тяжелое психическое заболевание, связанное с хроническим стрессовым состоянием. Все внутри человека обесценивается, обесцвечивается. Все, что не связано с азартом игры. Такие больные просят иногда: давайте, вы меня загипнотизируете, подошьете… Если бы все было так легко! Здесь нужна титаническая, без преувеличения, внутренняя работа над собой. Когда объясняешь это лудоманам, некоторые пожимают плечами, уходят. Боюсь, много народу еще покончит с собой или перейдет на наркотики – алкоголь, прежде чем общество дозреет до понимания реальной опасности этого вида зависимости. Америка пережила все это в 30-е годы, и сейчас вы нигде не встретите там игорного зала. Есть Лас-Вегас – отдельная зона для игроков, и это все. Но вернемся к нашим пациентам. Поначалу мы учим человека разбираться в причинах, которые сделали его зависимым. Учим анализировать свои поступки, намерения, мысли… Затем наступает этап разбора внутренних состояний, которые изменили его личность, особенности характера, психики. Подросток постигает смысл этих понятий, о которых прежде, как правило, и не задумывался. И только когда больной овладевает азами выздоровления, он переходит на новый этап, называемый стажировкой. По нашей методике - а я обучался ей четыре года в США, в Институте Гештальттерапии, и считаю ее единственно эффективной - выздоравливающий обязательно должен спасти несколько больных, прорабатывая свои внутренние проблемы и помогая в этом другим. Он делится с ребятами теми знаниями, которые получил в клинике, и ему, сверстнику, доверяют так, как не доверяют докторам. Ведь он говорит: я был таким же, как вы, я это пережил. А теперь я другой, и у вас тоже это получится. Вся стажировка для пациентов у нас бесплатная. Это уже совершенно новый этап. Ребята стажируются здесь, в клинике, а также в нашем реабилитационном центре в Гаграх. Там, на Черном море, живут те, кто уже далеко продвинулся в реабилитации. После работы в Гаграх стажеры возвращаются в клинику уже в качестве консультантов, начинают получать зарплату. Это обычно происходит на 6 – 7-м месяце. - Не было случая, когда консультант сорвался? Он работает в клинике, где вот они, в шкафчике, желанные когда-то препараты, приносящие кайф. - Это взгляд со стороны. Давайте посмотрим на ситуацию изнутри. Человек вышел из тяжелейших испытаний. Ему ведь нужно всего себя вывернуть наизнанку, перетряхнуть, чтобы начать выздоравливать. К тому же он выдернул из пропасти несколько больных, которые на него молятся: вот этот Петя меня спас. И он что, пойдет «закидываться колесами»? - Но, как утверждают наркологи, психоактивные вещества настолько по-хозяйски осваиваются в организме, входят в процесс обмена веществ… - Это у тех, кто нормально не вылечивается. Наркомания, как и любая зависимость, прежде всего образ жизни. Когда человек не может ясными глазами увидеть мир, ему необходимо измененное сознание. А когда он с помощью медиков провел с собой гигантскую работу – прошел реабилитацию – мир для него становится аутентичным норме, комфортным. И ему не нужны наркотики, которые адаптируют его к жизни, он и так адаптирован. - А если это подросток, которого не понимают в семье? Он у вас вылечился, стал иным и вернулся к папе и маме, которые остались прежними. - Во-первых, наши ребята становятся самостоятельными и экономически, получают у нас зарплату. И, прорабатывая с психотерапевтами свои срывы, начинают понимать, приведет ли проживание в семье к новым эксцессам или нет. Если приведет, они в семью не вернутся, по крайней мере, сразу, а снимут отдельное жилье. Во-вторых, параллельно с реабилитацией больных у нас идет своего рода реабилитационная работа с семьями. Родителей учат жить с больными детьми, с ними беседуют психологи, им дают домашние задания. - И, наверное, для родителей бывает открытием, что они плохо знают своих детей? - Они себя-то не знают! Извините, родители сами больны. Да и как остаться здоровым, находясь двадцать четыре часа в сутки в психотравмирующей ситуации? Умрет сегодня ребенок или нет? Зайдет мать в комнату и застанет его живым – или он уже покрылся синими пятнами? Некоторые говорят: лучше бы он умер, нет человека – нет проблемы. Матери так говорят, в таком они состоянии. А ребята выздоравливают, у них жизнь с головы на ноги переворачивается. А родители, какими были, такими, случается, и остались. И я не могу отдать нашего ребенка в такие руки. Если отдать – папа и мама уже через час начинают заглядывать ему в зрачки – не начал ли сын употреблять? Куда пошел – не играть ли? И это ожидание обязательно столкнет человека в прошлое. Доверять можно только родителям, у которых ясно в душе. Которые четко знают, что делать. - Как трудно доверять детям, которые причинили им столько страданий. - Доверие – последнее, что приходит. Начинается все со здравомыслия. Да, мы обучаем детей здравомыслию. И когда родители это видят, им легче поверить в необратимость перемен. А если будут назойливо контролировать, сын или дочь все равно сделают, что хотят. Еще нарочно сделают – в отместку за то, что им не верят. Главное для старших – сохранить доверие детей. И этому учим родителей. Подытоживая, можно сказать, что в процессе лечения и реабилитации мы создаем комфортную внутреннюю среду у ребенка; он становится самостоятельным, уверенным в себе, начинает строить границы своего мира, отгораживаясь от тех, кто может ему принести вред. У него появляются новые друзья, у которых такая же фанатичная цель – стать чистым, трезвым. У него есть интересная работа, в которой он реализуется. Помогая другим. Есть нормальные, вменяемые родители, прошедшие свою программу; с ним он все обсудил – и они не мешают, а помогают выздоравливать. Таким образом, основы для срыва у наших ребят нет. - Но ведь невозможно предусмотреть все многообразие ситуаций, которые могут возникнуть. А если, например, несчастная любовь? - Они анализируют свою несчастную любовь и находят новую. Все, о чем вы говорите - издержки недолеченности. Наша программа действительно помогает человеку решить все основные проблемы – и тогда он реализован как личность. Да, существуют другие программы. В Испании пациенты молятся целый день. Не отрицая силы молитвы, я, тем не менее, это полностью исключаю. Часто в реабилитации прибегают к трудотерапии, к физическому труду. Я тоже против. Все должно быть подчинено достижению цели – стать здоровым. А если замещать тягу больного копкой земли вместо того, чтобы анализировать свое внутренне состояние, причины срыва, эта тяга его когда-нибудь накроет. Потому что нет движения, внутреннего роста. - Бывает ли генетическая предрасположенность к зависимости? - Да. Есть больные, унаследовавшие от предков гедонистические установки, обостренную жажду удовольствий, и «виноват» в этом ген, ответственный за выработку эндорфинов. Это личности, которым для хорошего самочувствия необходима некая встряска. Здесь приходится отслеживать наследственную отягощенность, с такими пациентами работать сложнее. Мы переключаем их с установки на удовольствия на радость самореализации. Да, это трудная задача, но скорректировать ситуацию можно. Я говорю: нет наркомана, которому нельзя помочь. - Помочь – или вылечить? - Вылечить невозможно. Наркотик оставляет отпечаток в организме, в душе на всю жизнь. Но в наших силах научить человека быть счастливым, гармоничным, полноценным. Он должен прожить три жизни – до наркотиков, во время употребления и после него. Вот фотографии наших пациентов, которые уже 7, 10 лет ведут трезвую, чистую жизнь, работают, создали семьи… - А сами вы можете назвать себя счастливым? - У меня хорошая семья – жена, сын. Я люблю учиться и учился везде, где только было можно. Закончил мединститут в Киргизии, защищался в петербургском Институте психиатрии и психотерапии имени Бехтерева, потом были четыре года в Америке. Я занимаюсь благодатнейшей работой, которая позволяет увидеть результаты своего труда. Не пью, не курю. Да, я ощущаю себя человеком счастливым. Лина Тархова , г. Химки, Московская область
|